Устойчивое развитие – это баланс и всех трех аспектов, и баланс интересов тех стейкхолдеров, с которым мы взаимодействуем. Интервью с Ириной Бахтиной, директором по устойчивому развитию компании РУСАЛ

Обзоры, интервью, свежие новости и изменения в законодательстве — оперативно в нашем Telegram-канале. О самых важных событиях — в нашей группе ВКонтакте.

Сколько я общаюсь с различными компаниями, зачем им вообще нужна ESG-повестка, то основной ответ — выход на мировые рынки. Насколько это сегодня остаётся актуальным и какими вы видите перспективы развития ESG в России?

Сейчас, мне кажется, лучшее время для того, чтобы вернуться к истокам и в принципе вспомнить, о чём она — концепция устойчивого развития, какой смысл в неё изначально закладывался. Концепция устойчивого развития выросла из теории стейкхолдеров (стейкхолдеры — заинтересованные стороны, то есть те, на кого так или иначе организация или физическое лицо оказывает влияние своими действиями — прим.ред.). Влияние может быть либо положительным, когда заинтересованные стороны могут действительно получать какую-то материальную или нематериальную выгоду от действий компании, либо негативным, когда оно выражается в ущербе или пренебрежении интересами других сторон. Концепция устойчивого развития задумывалась как попытка организовать взаимодействие со всеми заинтересованными сторонами таким образом, чтобы их интересы максимально учитывались при планировании и осуществлении деятельности компании, чтобы, создавая свою экономическую ценность, бизнес про них не забывал.

Что это за стороны?

Это не только акционеры, инвесторы, которых чаще всего вспоминают, когда сегодня говорят об ESG-факторах, а это в первую очередь сотрудники, потребители, клиенты, местные сообщества, активисты, оказывающие давление на деятельность корпораций в социальной либо в экологической тематике. Ещё очень важно, что под заинтересованными сторонами часто понимают и будущие поколения, об интересах которых нельзя ни в коем случае забывать.

Отвечая на вопрос, а нужно ли нам ESG в сегодняшних условиях (такие вопросы я слышу и от коллег по отрасли), или на вопрос «а что в ESG среди трех аспектов важнее?», хотела бы подчеркнуть, что люди, задающие подобные вопросы, как минимум, не понимают или не помнят, что устойчивое развитие — это баланс и всех трех аспектов, и баланс интересов тех стейкхолдеров, с которым мы взаимодействуем.

То есть компании России будут продолжать работу по ESG-повестке?

Я не могу сказать за всю Россию, я говорю сегодня от лица такой крупной международной корпорации с российскими истоками, как РУСАЛ, и вижу, что для нас интересы всех из перечисленных заинтересованных сторон являются действительно краеугольным камнем в устойчивом развитии бизнеса, создании долгосрочного конкурентного преимущества, обеспечении устойчивой ресурсной базы, поэтому здесь мне довольно сложно понять, почему у кого-то из участников российского рынка такие вопросы возникают.

Я знаю, что у вас ESG-цели встроены в KPI топ-менеджмента и сотрудников. Если с топ-менеджментом более или менее понятно, то как это реализовано у сотрудников?

Речь идёт о довольно разветвлённой внутрикорпоративной сетке специалистов в области промышленной экологии, охраны труда, промышленной и пожарной безопасности, уполномоченных по корпоративной этике на наших предприятиях, ведь это всё тоже аспекты ESG, и для них их профессиональные задачи как раз определяются достижением или недостижением прогресса по этим направлениям.

Что касается топ-менеджмента, на мой взгляд, крайне важно, что и у генерального директора в его ключевых показателях эффективности, и у коллег, которые руководят дивизионами и дирекциями, очень чётко закреплены параметры эффективности и в части охраны труда (например, сведение к нулю случаев смертельного травматизма, последовательное сокращение частоты производственного травматизма), и в части экологической безопасности (например, сокращение производственных отходов, направляемых на захоронение, и создание экономики замкнутого цикла).

Я приведу вашу цитату с Красноярского экономического форума, который был в начале марта этого года: «У нас на сегодня разработан и проходит согласование проект стратегии устойчивого развития до 2030 года, который подкреплен новым набором климатических целей, и в нем определены 13 приоритетных проектов, большая часть которых — проекты, связанные с экологической модернизацией». Какие эти 13 проектов?

Что касается экологических аспектов ESG, то тут мы говорим в принципе о создании нового класса производства, производства, которое отвечает запросам будущего, решая задачу перехода к низкоуглеродной экономике и экономике замкнутого цикла. Приоритетными проектами здесь являются обеспечение нормативного качества атмосферного воздуха — это наше участие в том числе в федеральном проекте «Чистый воздух», декарбонизация, снижение углеродного следа. Это, безусловно, безопасное обращение с отходами производства и потребления, их возврат в замкнутый цикл и безопасное размещение тех отходов, которые мы не можем вернуть в производство либо утилизировать. Это ответственное управление водными ресурсами, рекультивация нарушенных земель на основе наилучших доступных технологий, сохранение и укрепление биоразнообразия.

С другой стороны, если мы говорим о социальном аспекте устойчивого развития, то здесь три приоритетных программы — во-первых, это охрана труда и промышленная безопасность, где мы ставим перед собой задачу на 75% сократить частоту производственного травматизма и до нуля сократить смертельный травматизм к 2030 году. Вторая задача — создание такой атмосферы в компании, такой корпоративной культуры, которая бы действительно способствовала тому, чтобы нас воспринимали как «работодателя мечты» для будущего поколения. Третья задача — устойчивое развитие территорий. Речь идет о городах и населенных пунктах, только мы это называем не «территориями присутствия», а «территориями ответственности», потому что это не просто присутствие, а ответственность, которую мы несем за качество жизни людей, за устойчивое развитие этих регионов, их устойчивое будущее.

Что касается управленческих аспектов —(факторы G из аббревиатуры ESG), то здесь мы уже в этом году приступаем к реализации проекта по развитию устойчивой системы поставок. Этот проект будет ориентироваться на уровень зрелости ESG-факторов у тех, кто поставляет нам сырьевые и упаковочные материалы, товары и услуги. Сейчас мы расширяем фильтр для доступа поставщиков к нашей системе, дополняя его ключевыми экологическими показателями их деятельности, показателями в сфере охраны труда и т.д.

Еще один проект здесь — он вообще уникальный и достаточно инновационный — создание собственной информационно-аналитической базы данных по ESG-факторам. РУСАЛ много лет подряд выпускает нефинансовую публичную отчетность, и у нас накоплен достаточно большой массив данных, который находится в различных системах в разрозненном виде. Создание единой цифровой базы позволит нам более качественно моделировать сценарии устойчивого развития и предлагать их руководству. Когда мы начали заниматься этим проектом в середине прошлого года, наши дискуссии с потенциальными международными поставщиками показали, что такого готового продукта на сегодняшний день нет ни на международном, ни на российском рынке. Ведь чем часто грешит ESG, так это тем, что очень много решений принимается «на эмоциях». Всё-таки это сфера не финансовая, поэтому экологические или социальные программы могут приниматься с ноткой популизма, реальные эффекты («импакт») от таких программ зачастую посчитать трудно. Мы полагаем, что такая база данных действительно помогла бы нам наглядно показать руководству, насколько эффективны те или иные направления.

Это же ещё и наше позиционирование в рейтингах, но здесь надо понимать, что рейтинги — это не только про общественное признание и высокие оценки, которые сегодня есть, а завтра нет. Они во многом очень дисциплинируют бизнес, потому что подготовка к любой сертификации, например, сертификации Aluminium Stewardship Initiative — международной инициативы по ответственному потреблению и производству алюминия, — это огромная работа, также как и ISO 14001. Ведь это нужно проанализировать огромное количество параметров, нужно что-то подтянуть, создать дорожные карты по тому, как мы добьемся этих показателей, и не просто их создать и положить «на полку», а выполнять.

Вы уже упомянули федеральный проект «Чистый воздух», и не так давно РУСАЛ первым опубликовал добровольный отчет об участии в этом проекте.

Да, это первый такой пример для российского бизнеса, когда мы добровольно, в рамках нашего стремления к экологической открытости, приняли такое решение — показать все то, что было сделано с момента объявления этого федерального проекта в 2018 году. Мы в этом проекте участвуем тремя нашими предприятиями: Братский, Красноярский и Новокузнецкий алюминиевые заводы. Это те три города, которые были включены в проект как промышленные центры, вызывающие особую обеспокоенность с точки зрения качества атмосферного воздуха, отягощённые присутствием и промышленного, и топливно- энергетического комплексов.

В последние годы государство стало больше внимания уделять климатической и экологической повестке, но в реалиях сегодняшнего дня бизнес не переживает о том, что это отойдет на второй план? И чего вообще бизнес, особенно крупный, сейчас ждет от государства?

С точки зрения экологической повестки, то есть если мы говорим о чистом воздухе, — о сокращении выбросов, загрязняющих веществ и т.д., — то для бизнеса, как и во все времена, очень важны понятные, прозрачные правила. И в своё время, когда мы вышли с масштабным проектом экологической модернизации четырёх крупнейших сибирских алюминиевых заводов, мы же тоже руководствовались определёнными разделами программ государственной поддержки, программ субсидирования таких проектов, которые предлагались Минпромторгом, Минприроды и другими ведомствами.

Если мы говорим о климатической повестке, то мы ориентируемся на стратегию долгосрочного социально-экономического развития с низким углеродным следом до 2050 года, обобщённую Минэкономразвития на основании отраслевых планов. Кстати, Минпромторг буквально на днях (интервью записывалось 11 апреля 2022 года — прим.ред.) тоже вышел с ещё одной инициативой по господдержке проектов промышленных предприятий при внедрении наилучших доступных технологий.

Бизнесу важно, чтобы меры поддержки в текущей ситуации сохранялись и даже приумножались, чтобы государство и регулятор с пониманием относились к тому, что часть планов, которые так или иначе завязаны на импортные комплектующие или на импортные приборы, придется скорректировать. Здесь будут сложности с поиском вариантов замены. Замена в любом случае есть, но она требует определённого времени и, наверное, этим во многом обосновывалась просьба российского бизнеса к Росприроднадзору и Минприроды скорректировать сроки по реализации основных мероприятий Федерального проекта «Чистый воздух», например. Закрывать глаза и делать вид, что ничего не происходит, и мы своевременно выполним то, о чём договаривались, сейчас не приходится.

Самое главное — это то, что мы не отказываемся от той инициативы, которую РУСАЛ сам разработал, и мы будем её реализовывать. Корректировки — да, может быть они последуют, но мы не отказываемся ни на секунду от того, что мы собираемся сделать в плане перестройки заводов и улучшения качества жизни людей.

Я смотрел ваше выступление на форуме «Чистая страна», и там вы сказали, что РУСАЛ готов к импортозамещению технологий, обеспечивающих декарбонизацию и экологизацию, благодаря собственным инновационным разработкам. О каких разработках речь?

Конечно, это «ЭкоСодерберг». Ключевое преимущество этой технологии заключается в том, что вместо традиционной анодной массы в модернизированных электролизерах используется анодная масса с более низким содержанием полициклических ароматических углеводородов (ПАУ), которые являются основным источником выбросов смолистых веществ. Кроме того, конструкция электролизёра обеспечивает его высокую герметичность, а подача глинозёма осуществляется в автоматическом режиме. Всё это в совокупности позволяет значительно уменьшить негативное воздействие на окружающую среду.

Первое поколение электролизёров было создано специалистами и инженерами технического центра РУСАЛа еще в 2009 году, компания получила за это Национальную экологическую премию имени В.И. Вернадского. Поэтапный перевод предприятий РУСАЛа на технологию «ЭкоСодерберг» осуществляется с 2016 года. Электролизёры, прошедшие модернизацию, демонстрируют снижение выбросов загрязняющих веществ в среднем на 14%, а фтора — более чем на 32%. Также промышленная эксплуатация модернизированных электролизёров показала, что технология «ЭкоСодерберг» более эффективна с точки зрения экономики. Положительный результат достигается благодаря меньшему расходу электроэнергии, более высокому выходу по току и производительности.

Кстати, технология «ЭкоСодерберг» включена в справочник по наилучшим доступным технологиям.

Кроме того, следует отметить и ещё одну современную технологию — электролизёры использованием предварительно обожжённого анода РА-300, РА-400, РА-500, которые предусмотрены для оборудования новых заводских корпусов, планируемых к возведению в рамках кардинальной экологической модернизации КрАЗа, БрАЗа, ИркАЗа.

Несмотря на все модернизации производства, все равно же производство алюминия остается не самым экологически чистым. Вместе с тем, у вас заявлено, что вы планируете добиться углеродной нейтральности к 2050 году. Это вообще возможно?

En+ Group (материнская компания РУСАЛа — прим. ред.) в феврале 2021 года действительно объявило о планах по достижению углеродной нейтральности к 2050 году. Напомню, что бизнес En+ Group состоит из двух сегментов: металлургического и энергетического, и для металлургического сегмента заявленная на уровне группы цель — снижение углеродного следа к 2030 году на 35% на тонну алюминия (области охвата 1 и 2, в сравнении с 2018 годом).

При этом, как известно, в октябре прошлого года был опубликован план мероприятий Международного института алюминия по декарбонизации в рамках сценария, ограничивающего изменение климата уровнем не более 1.5 градусов. Научно-обоснованная постановка климатических целей (SBTi) должна учитывать именно такой сценарий, и поэтому ещё с начала года мы приступили к пересмотру планов по декарбонизации до 2030 года по каждому предприятию алюминиевого, глинозёмного, кремниевого производства и производства готовой продукции.

И, конечно, это соклиматические проекты — проекты по улавливанию и захоронению углерода, которым сейчас активно занимаются коллеги в нефтегазодобывающем секторе и видят в них большой потенциал.

В декабре 2021 года РУСАЛ объявил о планах перехода на концепцию «Зелёных офисов» в 2022 году...

Мы в центральном офисе перешли на эту концепцию с начала этого года, но главное, что наши заводы перешли на неё даже раньше, чем центральный офис. Где-то это переход на раздельный сбор отходов, где-то — ещё и на энергоэффективные решения. Да, не везде этот процесс происходит равномерно, не везде утилизируем или собираем раздельно все возможные виды отходов, но скоро мы поймем, где остались у нас недоработанные точки и сможем всё привести к единому знаменателю. Для меня очень важно то, чтобы мы не останавливались на достигнутом. «Зелёный офис», который действует в центральном офисе — неплохой пример, поскольку мы слышим запросы наших сотрудников, особенно нового поколения. Это то, что им необходимо. Но мы также понимаем, что этот позитивный опыт нужно распространять и за периметр предприятий, на территории нашей ответственности. Не так давно, например, En+ Group озвучена инициатива «Байкал без пластика», и в рамках этой инициативы речь идет как раз о формировании инфраструктуры по приёму у населения раздельно собранных отходов, чтобы исключить накопление микропластика в природной среде и предложить решение проблемы мусора не только благотворительными или волонтерскими, но и сугубо экономическими методами. Мне кажется, это логичное развитие концепции от «зелёного офиса» уже к «зелёной территории».

В любом социально значимом проекте важен результат: становится ли пластика меньше из года в год?. Мы видим, что его становится больше, и это не может не беспокоить. В отсутствие инфраструктуры проблема не решается системно, а в отсутствие ограничений оборота одноразового пластика и хлорсодержащей полимерной упаковки, которой по-прежнему хватает на витринах торговых предприятий, волонтёрские акции по борьбе с пластиковым загрязнением и вовсе выглядят бессмысленными. Необходима инфраструктура раздельного сбора, чтобы у людей было понимание, как, куда и почём можно сдать потребительские отходы в переработку, необходимо ограничение оборота такой упаковки в торговых сетях, и уже тогда есть смысл подкреплять борьбу с отходами какими бы то ни было волонтёрскими или социальными инициативами.

Такой комплексный подход, что сначала надо ограничить производство и потребление пластика, а потом уже его очищать — мне кажется очень логичным...

Вы знаете, во многих инициативах устойчивого развития именно такой подход и применяется — сначала надо устранить те условия, которые ведут к тому, что люди или организации действуют определённым образом, а дальше уже так называемые «хвосты» подчищать. Пока же всё, что касается сферы обращения с отходами, идёт от обратного. Мы всей страной героически пытаемся решать проблемы больших объёмов твёрдых бытовых отходов, которые вывозятся на полигоны, вместо того, чтобы где-то аккуратно отрегулировать «кран», из которого «хлещут» упаковочные материалы, заведомо не подлежащие никакой переработке.

И здесь мы с вами подходим к теме алюминиевой упаковки. Мы видим, что многие производители товаров повседневного спроса начинают заменять пластиковую упаковку своей продукции алюминиевой. Это происходит потому, что на сегодняшний день алюминиевая упаковка является одной из самых экологичных, потому что она и с более низким углеродным следом, и нейтральна для окружающей среды, и пригодна к переработке бесконечное множество раз. Конечно, алюминиевая упаковка существенно дороже пластиковой, но это если не принимать в расчёты совокупные расходы на борьбу с пластиковым загрязнением и его отдалёнными последствиями, если принимать в расчёт экономику только одного этапа или цикла. А устойчивое развитие — и про весь жизненный цикл продукта или услуги (или все циклы, если их несколько), и про учёт всех видов воздействия, связанного с этим продуктом производства и сбыта на наше общее экономическое, экологическое и социальное благополучие.