Антон Бутманов, директор по устойчивому развитию Эн+: «Сегодня региональное развитие – наш приоритет»

Обзоры, интервью, свежие новости и изменения в законодательстве — оперативно в нашем Telegram-канале. О самых важных событиях — в нашей группе ВКонтакте.

Недавно на одной из конференций Светлана Бик (руководитель экспертно-аналитической платформы «Инфраструктура и финансы устойчивого развития» и колумнист EcoStandard.journal — прим. ред.) сказала: «Если меняется мир, то неизбежно меняется и ESG. Эти принципы напрямую связаны с тем, какой мир человечество строит, и нет смысла задавать вопрос „Есть ли будущее у ESG в России?“. Конечно, есть. Вопрос — какое?» У вас есть ответ на этот вопрос?

ESG — это механизм, по которому Компании ведут свою деятельность, отчитываются о своем вовлечении в повестку устойчивого развития. В многом, эта глобальная повестка исходит из 17 Целей устойчивого развития ООН. Россия участвовала в международном диалоге, когда данные цели формировались и утверждались. Соответственно, это общая идеология, нельзя сказать, что это только западное веяние.

Второе — несмотря на все, что сейчас происходит в стране, у нас очень большой потенциал. С 2015 года мы много говорили на разных площадках — будь то на площадке Глобального договора ООН или Национального ESG-Альянса. Западные страны далеко ушли в методологии, построении работы с инвесторами и стейкхолдерами. У них появилось много инструментов, связанных с ESG-повесткой, — в области зеленого финансирования, регулирования парниковых газов, климатической отчетности и верификации, также появились консультанты, которые помогали уже не только крупному, но и среднему, и даже малому бизнесу включаться в эту повестку.

Еще с 2015 года мы на всех конференциях неустанно говорили о том, как важно формировать в России свой ландшафт повестки ESG и устойчивого развития, формировать свою методологию отчетности, свое нормативное регулирование в области парниковых газов, определять своих верификаторов, создавать национальные ESG рейтинги.

Сравните зеленое финансирование, рынки зеленых сертификатов и квот у нас (хотя Правительство, ВЭБ.РФ сегодня делают много) и на Западе. В России еще нет своей национальной системы сертификации низкоуглеродной энергии. Недолгое время на российском рынке существовала компания I-REC — международная организация, которая в итоге покинула российский рынок, а местного аналога пока нет. Сертификаты I-REC просуществовали у нас не так долго, но успели обрести популярность: многие организации хотели ими воспользоваться, чтобы снизить свой углеродный след. Эн+ первая квалифицировала объекты ВИЭ — Красноярскую ГЭС и Абаканскую СЭС — на рынке I-REC. Мы продали более 1.7 млн. зеленых сертификатов и пошли дальше, — продвигая повестку среди коллег и партнеров. В рамках работы с I-REC мы даже заключили соглашение о поставке зеленых сертификатов с ПАО «ТрансКонтейнер» (входит в Группу компаний «Дело»). Приобретенные «ТрансКонтейнером» сертификаты покрывали объем потребления компанией электроэнергии для собственных нужд и обеспечивали сокращение выбросов парниковых газов в атмосферу. Параллельно с этим, металлургический бизнес Эн+, компания РУСАЛ, заключила с «ТрансКонтейнер» меморандум о сотрудничестве в сфере снижения эмиссии парниковых газов при перевозках материалов и продукции в рамках действующего партнерства сторон.

Это все нужно не только для того, чтобы развивать конкретную систему сертификатов, в данном случае I-REC, или решать свои конкретные задачи в области климата и отчетности. Это нужно, чтобы сам механизм заработал в России. Чтобы люди смотрели, изучали, задавали вопросы и говорили: «Слушайте, I-REC не идеален, мы можем сделать лучше». Законопроект разрабатывается, добровольные национальные стандарты быстро формируются и заполняют нишу, но потребуется доработка нормативных актов, потребуется еще как минимум год, чтобы рынок заработал. Затем еще год для того, чтобы люди осознали, что это за механизм, появились консультанты.

Тем временем, повестка на Западе и дальше развивается: люди на день рождения вместо подарка дарят сертификацию в киловатт-часах. Сегодня нам это кажется смешным, а между тем, когда еще работала компания I-REC, одна из спортивных команд хотела сделать свой матч зеленым и обратилась к нам. Соответственно, они купили определенное количество сертификатов. Это может сегодня показаться несерьезным, но именно такие инициативы вовлекают людей в эту повестку.

Конечный потребитель голосует рублем. Бизнес это чувствует, потребитель начинает искать маркировку зеленой продукции. Эн+ и РУСАЛ проделали большую работу, в том числе занимаясь климатической повесткой совместно с Международным институтом алюминия и создавая дорожную карту декарбонизации всей алюминиевой промышленности.

Сегодня с учетом всей складывающейся ситуации возвращаюсь к вопросу: «А что теперь будет с ESG?». Ответ очень простой. Первое — ESG останется с нами, если мы хотим навести порядок у себя дома. Второе — если мы все еще хотим участвовать в трансформации мировых отраслей, быть частью мировой арены переговоров, то, соответственно, нам необходимо следить за развивающимися методологиями.

Тот же климатический вопрос глобален, в нем не может быть отсрочек. Мы уже не достигаем цели предотвратить потепление выше 1.5 градуса к 2050 году. Сейчас, учитывая обязательства по декарбонизации поставленными всеми странами ООН, мы находимся на траектории достичь потепления на 2.7 градуса. Продолжает увеличиваться потребление угля, растет потребление ископаемого топлива в Китае, в Европе. Николетт Бартлетт, Директор из CDP подтвердила это на ежегодной Конференции сторон ООН по изменению климата (КС) в 2022 году.

Входящий в Эн+ РУСАЛ — крупнейший производитель алюминия за пределами Китая, без которого невозможно представить декарбонизацию алюминиевой отрасли. Компания много делает с точки зрения инноваций, у нас большая команда, которая работает над технологиями и хорошо понимает рынок. Глобальному инвестору, аналитикам, покупателям нужна определенная универсализация для большего понимания и простоты, поэтому базовые постулаты неизменны. Меняется многое с точки зрения философии и развития общества, но если мы все-таки хотим, чтобы наши отрасли оставались частью глобальной истории, влияли на ее развитие и определяли путь трансформации и скорости декарбонизации, то нам нужно оставаться в этой повестке и развивать ее, продолжать общаться с партнерами.

Сейчас поддерживать диалог стало намного тяжелее, но мы рассчитываем, что это временно.

Все рано или поздно заканчивается, и мы тоже рано или поздно вернемся на западные рынки. А если мы сейчас все забросим, то с чем мы будем возвращаться туда?

Абсолютно правильно. И более того, мы и так отстаем. Еще в 2015 советник президента по климату Руслан Эдельгериев часто упоминал в беседах, что в этой области нам необходим суверенитет, должна быть работающая система, свои верификаторы. Вот есть CDP (Carbon Disclosure Project) — известная иностранная организация. Выросло количество компаний, которые отчитываются в CDP, изменилась глубина отчетности, развивались протоколы внутри отраслей. Это касается и нашей промышленности. Сейчас на производствах есть сотрудники, ответственные за климатическую повестку и отчетность. Кстати, РУСАЛ — первая в мире алюминиевая компания, которая получила лучшую оценку CDP по раскрытию климатических данных — «А-». Но в прошлом году CDP перестал рейтинговать российский бизнес. Несмотря на это, отечественные компании, включая нас, все равно продолжают отчитываться в CDP за неимением альтернативы. Россия — большая страна и вкладываются значимые суммы в модернизацию, должна быть в итоге своя альтернативная система.

А как это делать? Можно идти через потребителя, через цепочку поставок, но какие еще есть варианты вовлечения в ESG-повестку если не малого, то хотя бы среднего бизнеса?

Рынок, то есть правильная работа с потребителями, вовлечение, объяснение, создание конкуренции в этой сфере. Но для этого необходимо качественное развитие уровня жизни нашего населения. Мы видим разницу между Москвой, Санкт-Петербургом и регионами. В том числе поэтому у нас есть большая отдельная программа «Возрождение» по работе с регионами.

Большая часть предприятий расположены в Восточной Сибири — там наш дом. В Красноярск переезжает головной офис нашего металлургического бизнеса, в Иркутск — энергетический дивизион. В регионах мы ведем большую работу по возрождению объектов культурного наследия, развитию городской и туристической инфраструктуры. И именно наш основатель Олег Дерипаска заложил это большое направление деятельности.

Казалось бы, вопрос, почему энерго-металлургическая компания этим занимается. А мы видим, как из регионов уезжает население, при этом компания своих будущих сотрудников берет из региональных институтов, с которыми подписаны соглашения, — ИРНИТУ, ИГУ, СФУ. Сначала мы спонсируем образовательные программы, а потом понимаем, что человек, доучившись, собирается переехать. Люди хотят жить в благоприятной экологической обстановке, благоустроенном пространстве при нормальной организации охраны труда. Поэтому мы должны вместе с государством обеспечить людей достойным уровнем качества жизни.

В феврале 2021 года Эн+ объявил о планах по достижению углеродной нейтральности. В свою очередь и вся Россия к 2060 году планирует достичь углеродной нейтральности. Это вообще реальная история?

Если коротко, то ответ «да», но только если противники идеи образумятся. Инициатива по недопущении повышения температуры в 1.5 градуса была принята сначала в 2019 году, когда генеральный секретарь ООН сказал, что все страны должны ориентироваться на эту цель. Все разделились на два лагеря: в поддержку и против. По решению Совета директоров, в Эн+ поддержали эту глобальную цель, Группа была готова к этому вызову так как ее основатель заложил тренд на декарбонизацию много лет назад. Если человечество так и не достигнет поставленных целей, то последствия этого будут заметны очень скоро. Катастрофы, о которых говорят ученые, — наводнения и огромные паводки — будут в том числе и в России, так как здесь потепление идет в 3,5-4 раза быстрее среднего.

Чем чаще поднимаются эти вопросы, тем скорее в нашей стране будет развиваться углеродное регулирование. В 2015 году на международных площадках мы поднимали проблему необходимости универсального механизма и универсальной углеродной цены, но услышали от многих: «Не торопитесь, это очень сложная история». И весь мировой подход, с моей личной точки зрения, здесь не совсем правильный, потому что все развивали собственную структуру, мир приветствовал эту палитру абсолютно разных систем в мире.

В 2015-2016 годах появились CPLC (The Carbon Pricing Leadership Coalition) под эгидой Всемирного Банка, и их задача была как раз наблюдать, анализировать и сопровождать различные системы цены на углерод. Мы видели, как все развивалось: чем дальше, тем сложнее было эти системы между собой соединить. Мы встречались в Нью-Йорке с Брукингским институтом, который рассказывал, как совместно с демократической партией в США пытались создать единый углеродный налог, и как это тяжело, так как Калифорния шла своим путем. Еще тогда говорили о том, что появятся барьеры, потому что страны в какой-то момент начнут понимать, что складываются неконкурентные условия — это первое. Второе — carbon leakage (англ. — утечка углерода). Однозначно будут утечки углерода, когда углеродоемкие предприятия будут основываться в странах, где регулирование работает недостаточно хорошо.

Как вы можете оценить результаты климатического саммита COP27 для России?

На саммите было много разных обсуждений, но я смотрю на это с практической точки зрения. Бизнесу нужно следить за практикой, обсуждать не слухи, а конкретные результаты. Те цели, которые обсуждались, пока недостижимы. Давайте откровенно говорить, США, являясь одним из лидеров климатической повестки, декларировали то, что они продолжают инвестировать огромные средства в ископаемое топливо. Мы видим и изменения в энергобалансах, которые это подтверждают. Китай тоже продолжает наращивать использование угля, несмотря на многие оптимистичные комментарии.

В целом, ситуация и результаты не самые радужные. Россия все-таки пришла туда с определенными результатами: есть зеленый пакет: стратегия низкоуглеродного развития, закон по парниковым газам, есть решение президента РФ о принятии стратегии низкоуглеродного развития, согласно которой в том числе мы должны прийти к углеродной нейтральности в 2060 году. Теперь многое нужно сделать, чтобы выполнить это большое обязательство, и важно, что Россия придерживается его сегодня, несмотря на тяжелую геополитическую обстановку.

Поднималось и много других важных вопросов, говорили не только про климат, но и о проблеме пластикового загрязнения. Ситуация становится кошмарной, мы были в столице Кении Найроби несколько лет назад и видели, какой была эта проблема там, но теперь в Кении уголовное преследование за продажу и безвозмездную передачу одноразовых пластиковых пакетов, также во многих стран Африки большие штрафы. Они берегут свою прекрасную природу. На Байкале есть та же проблема. Эн+ совместно с ИПЭЭ РАН и другими институтами проводит экологический мониторинг на Байкале, который включает оценку состояния качества воды и прибрежных экосистем, в том числе ведутся исследования на оценку содержания и распространения частиц микропластика в озере. Результаты, полученные за 4 года, нас поразили, количество частиц пластика в озере соизмеримо с количеством пластика в Больших озера США, и за 4 года его количество увеличилось в 2 раза.

Люди все больше путешествуют внутри страны, поэтому антропогенная нагрузка на Байкал сильно возрастает, причем именно из-за дикого туризма. Туристическая инфраструктура там не развивается, не успевает за темпами и вызовами времени. Дикий туризм растет, а проблема с переработкой отходов в байкальском регионе решается, но не так быстро, как это нужно.

Буквально на прошлой неделе у меня было интервью с Вячеславом Фетисовым, послом доброй воли ООН, первым заместителем Председателя Комитета Государственной Думы по экологии, он очень эмоционально говорил про Байкал, где сейчас разрешили коттеджную застройку и начали проводить инфраструктуру.

Вся мировая практика приводит к простому выводу: если ты что-то запрещаешь, но не контролируешь, то это не работает. Если не будет контроля, произойдет то, что произошло на Байкале: нельзя, но если очень хочется, то можно.

Байкал — уникальная экосистема. В идеале эту территорию необходимо разумно зонировать и не допускать туристов на деградируемые территории, нужно дать время природным системам восстановиться. Относительно остальных территорий давайте говорить откровенно, чтобы не было дикого туризма, нужно создать инфраструктуру, которая позволит там находиться. Это недешево, но вы посещаете объект природного наследия ЮНЕСКО, это и не должно быть дешево. У вас должен быть так называемый экологический платеж в широком смысле слова за то, что вы там находитесь. Этот платеж в дальнейшем идет на развитие инфраструктуры для очистки и вывоза отходов, природоохранные мероприятия. Это простая логика: если вы живите в центре Москвы, эта недвижимость стоит безумно дорого, и налог стоит дорого, и содержать ее стоит дорого — так и с Байкалом.

Пластиковые загрязнения — это так же серьезно, как и CO2. И вопрос ответственного использования этих материалов стоит очень остро, должны действовать все механизмы: и механизмы запрета на использование одноразового пластика на особенно ценных экологических территориях, и вопрос экологического сбора, вопрос сортировки и переработки во вторсырье. А сегодня первичный пластик произвести намного выгоднее, чем получить пластик из вторсырья.

Если говорить о гидроэнергетике, то часто можно встретить мнение, когда говорят о высоком экологическом следе, что при строительстве меняют условия среда обитания, то есть формируется не очень хороший экологический след. Во-первых, так ли это? Во-вторых, есть ли необходимость помимо углеродного следа рассчитывать еще и экологический?

Смотрите, большинство больших гидроэлектростанций во всем мире были построены или запроектированы в 1960-1970-е годы. Тогда подходы к экологии, мягко говоря, были немного другие, сегодня они меняются, а вместе с ними меняется и практика большой гидрогенерации. По инициации Международной ассоциации гидроэнергетики были разработаны стандарты соответствия гидроэнергетических объектов критериям устойчивого развития. Абсолютно разные подходы для эксплуатируемых станций и для строящихся. Есть Российская Ассоциация гидроэнергетики, которой разработана Система оценки проектов в области устойчивого развития. Этот документ сформирован на базе международного стандарта, но с учетом национальных особенностей.

Сейчас по нашим гидроэлектростанциям идет большая работа в области биоразнообразия, мы совместно с учеными анализируем зоны нашего воздействия. Открыты научные программы в области контроля атмосферного воздуха вокруг станций. Например, в Красноярске очень большая работа идет по Енисею совместно с учеными Сибирского федерального университета, идет сбор данных о метеорологических характеристиках.

Важен вопрос баланса — экологический след должен оцениваться с самого начала строительства. Дальше вы анализируете, на что влияет строительство, сколько стоит ущерб, который вы наносите окружающей среде, и соответствует ли эта стоимость тому положительному эффекту, который вы оказываете при эксплуатации объекта населению, региону, стране. Есть такое понятие импакт-инвестирование, то есть инвестиции, направленные на социальные изменения.

Мы ведем программу модернизации гидроэлектростанций «Новая энергия». По сути, это замена старого оборудования на новое, технологически более современное. Цель — увеличение выработки электроэнергии при том же объеме воды, пропускаемом через гидротурбины. Таким образом задача программы заключается в сокращении углеродного следа за счет сокращения выбросов парниковых газов угольными станциями.

В отчете Эн+ по устойчивому развитию прочитал про проект «Зеленый водород». Можете о нем рассказать?

Вот как раз с ним сейчас в мире большие проблемы. На предыдущем Климатическом саммите, КС-26, в Глазго, и в целом в мире эта тема активно обсуждалась. В сталелитейной и некоторых других отраслях промышленности тема водорода ключевая. Но что мы видим, занимаясь этим в России? Существуют очень большие технологические барьеры входа и развития такой истории — это большой технологический переход, он потребует новых квалификаций, знаний, инфраструктуры. Страна все еще не может газифицировать Красноярск и Иркутскую область, у нас города-миллионники отапливаются углем в 2023 году, а мы тут с вами про водород говорим... хотя определенные планы у Группы в этом направлении есть.

Сейчас бизнесом активно прорабатывается вопрос переориентации на Ближний Восток и на страны АТР. Недавно в Kept подготовили отчет об ESG-повестке этих стран. В нем, если я не путаю, говорится, что у них методология хромает и отстает...

Отстает от западных? Не уверен. Китай запустил систему торговли углеродными единицами. Сегодня она покрывает, к сожалению, только энергетику и не покрывает остальные отрасли. Все дело в том, что она настраивается. Во-первых, система во многом похожа на европейскую. Во-вторых, она уже работает и накапливает данные, подготовлено включение остальных отраслей.

По сути, наши китайские партнеры готовятся к тому моменту, когда заработает европейский трансграничный механизм. Эта система в какой-то мере будет ответом. Поэтому нам тоже не нужно сидеть на месте.